Моя школьная учительница математики была женщиной сталинской закалки. Она запрещала отпускать длинные волосы, слушать "Аквариум" и делить на ноль. Последний запрет меня особенно бесил, пробуждал бунтарские чувства и обильно орошал ростки юношеского вольнодумства ненавистью ко всякого рода ограничениям свободы. Но нарушать запреты я боялся, поэтому всегда стригся под Котовского и, на всякай случай, проходя к доске мимо стола Зинаиды Варленовны, напевал под нос "Мы учимся так, чтобы Сталин "Отлично, ребята!" сказал."
На днях решил закрыть свой детский гештальт. Налил чайку свежезаваренного с сушеными апельсиновыми корочками, взял тетрадку в клетку, ручку и начал делить на ноль. Но в тот момент, когда ручка готова была завершить начертание окружности ноля, рука задрожала. Затем, не знаю, то ли от руки передалось, то ли от холодильника, стол тоже завибрировал. Свет на кухне неожиданно приглушился: перегорело две лампы, по-видимому, после скачка напряжения. Я попытался завершить начертание ноля, но ручка прилипла к тетрадному листку. Шарик из стержня выкатился и чернила стали растекаться по листу. Пятно росло. Потом разделилось на два. Под образовавшимися чернильными очками появились толстые губы. Очки вместе со всей чернильной головой завалились набок, будто прижались к левому плечу. Губы чернильного Стивен Хокинга зашевелились: "Don't do that".
Холодильник замолчал. Стол больше не шатался. На кухне снова стало светло. Я любовался тем, как шариковая ручка в моей руке выводит каллиграфическим почерком восклицательный знак после слова that.
"Ладно, Зинаида Варленовна, ваша взяла, никакого вольнодумства". Включил погромче "Искусство быть смирным" и стал пить чай.
Хорошо, что "Не смотрите наверх" не закончился хэппи-эндом. Это было бы моим самым большим разочарованием в наступившем году.
